Однозначно, что автор подразумевал с. Алексеевка Кокчетавской области. Ничего такого в Акколе иметься и не могло.

А насчет статьи из БСЭ могу сказать, что ее привели как первую попавшуюся, толком не разобравшись.

Дополнительно к теме психиатрическая больница(по просту дурдом) был в Алексеевке Кокчетавской области,это не наша с вами маленькая родина,согласно хочется чтобы наш город был "покруче",но родину как и родителей не  выбирают.Так что я уверена,что это не о нашей Алексеевке.А то.что в окрестнотях стояла(может до сих пор стоит)в\ч связистов.Вы видно забыли в какой стране мы жили,в какие времена.Рядом Байконур?! Я тут читаю последнее время много о истории России(СССР) 20 век,становится жутковато,и во многое не хочется верить,а я ведь была юнным ленинцем,комсомолокой и.т.дОказывается Октябрьскую Революцию спонсировали Американсие финансовые воротилы,через Германию.???? Американофобия??? Но приведены серьёзные документы и литературу читаю не бульварную,а из военных(не давно)рассекреченных документов...Вот так вот .

Хм.... интересная статья. А мне кажеться что это именно про наш Акколь, и Алексеевку возле кокчетава тоже. ТАм же пишут что штаб был в Кокчетаве, а район исследования огромный. У нас ведь повышенная радиация на карьере, на карьерах всегда высокая радиация, но на сколько мне помниться у нас она на много выше обычного. Может это отголосок этого НЛО?

Да,да наверно всё так и было. Людей которые работали в этом направлении, и сходили с ума от увиденого, отправляли туда, поэтому и назвали Алексеевка, мол люди от туда, т.е Алексеевцы сумашедшие. А может и не так было всё.....

Привет!!!! ДА мы все немного странные, в этом и есть весь наш шарм.... :friends:

Содержание • «Военная литература» • Мемуары

Н. И. Соколов.
В борьбе за хлеб
СОКОЛОВ Николай Иванович. Родился в 1911 г. Член КПСС с 1951 г. Заслуженный механизатор сельского хозяйства РСФСР. Персональный пенсионер.
Летом 1941 г. в казахской степи, как и повсюду в стране, зрел богатый урожай. Колхозы Акмолинской области готовились к уборке. Горячая пора стояла в цехах ремонтно-механического завода на станции Акколь, неподалеку от Акмолинска (Целиноград). Завод наш, детище первых пятилеток, являлся ремонтной базой раскинутых в степи машинно-тракторных станций. Располагая солидным по тем временам станочным парком, мы помогали держать в боевой готовности сотни тракторов, автомобилей и сельскохозяйственных машин колхозов и совхозов. Хватало на заводе и умельцев. С началом войны все на заводе изменилось. Опустели цехи. Рабочие ушли на фронт. И мне, техноруку, оставленному в тылу, несмотря на просьбу отправить на фронт, пришлось в полупустых цехах решать задачи одну другой сложней и неожиданней. Между тем то лето сулило быть нелегким и в погодном отношении. Еще до войны состоялось решение партийных органов Казахстана, в котором труженики полей призывались быть готовыми провести уборку в максимально сжатые сроки. Чтобы быстрее убрать, не допустить потерь урожая, необходимо подготовить весь парк машин. Мало этого, его надо дополнительно оборудовать приспособлениями для уборки полегшего хлеба, зерноуловителями и др. Дел, как говорится, было невпроворот. И решать их теперь приходилось в условиях войны. [351]

Очень важно было обучить людей нелегкой профессии сельского механизатора. Каждый из нас, опытных мастеров, специалистов, становился и педагогом. Повсеместно создавались краткосрочные курсы механизаторов, ремонтников. В дело с ходу включались мастера и специалисты из числа первых эвакуированных.

Вспоминается призыв, с которым ко всем колхозницам страны обратилась знатная трактористка депутат Верховного Совета СССР Полина Ковардак:

«Колхозницы! На трактор и комбайн! Покажите на полевых работах ту же самоотверженность и ту же непреклонную волю к победе, какую проявляют наши мужья и братья в боях с фашистами. Пусть никакие трудности не страшат вас!»

Отвечая на этот призыв, жены красноармейцев занимали места за штурвалами комбайнов и рычагами тракторов, становились к верстакам, к станкам ремонтного завода и мастерских МТС.

Наперекор всему, всем трудностям во всех колхозах принимались решения сократить на треть, а то и на половину сроки полевых работ. Застрельщиками соревнования явились такие известные в области колхозы, как «Красные горные орлы», «Орнек» и др. Они обязались закончить уборку на десять дней раньше, чем планировали до войны.

Слово тружеников полей не расходилось с делом. В сводках появились первые имена женщин — победительниц соревнования. Заменив ушедших на фронт мужей, колхозницы колхоза «Коскаргай» Газиза Шаймердинова и Бадилла Мутбаева выполняли на комбайнах тройную норму. Не отставала от них окончившая курсы комбайнерок Кешубаева. Я называю лишь тех, кто запомнился. А ведь в первую же военную уборку их были сотни. Учеба трактористок и комбайнерок приносила плоды. Уже в июле по примеру машинно-тракторной станции «Авангард» начали создаваться женские тракторные отряды. Кстати, первый женский отряд уже к первому августа завоевал переходящее Красное знамя победителей социалистического соревнования. Замечу, что в условия соревнования обязательно включался пункт об экономии горючего. Этот вопрос тогда приобретал исключительное военно-хозяйственное значение. И нашему заводу в связи с этим предстояло решить ряд сложных задач.

В северных районах Акмолинской области степь перемежается с лесом. Всюду, где только была возможность, [352] создавалось производство древесных чурок для двигателей, переведенных на газогенераторное топливо. Завод выполнял ряд работ по ремонту газогенераторного оборудования. Тогда же впервые стали мы готовить специальные приспособления по использованию картерных газов. С помощью таких приспособлений на обработке каждого гектара сберегалось от 2,5 до 5 кг жидкого топлива. Как говорится, игра стоила свеч. Готовили мы так называемые пленкораспылители, благодаря которым керосин поступал в цилиндр как бы в газообразном состоянии.

Тогда же было подсчитано, что только в Акмолинской области за период уборки удалось сберечь сотни тонн горючего. Появились трактористки, на счету которых были сотни килограммов сбереженного топлива. Называли тогда ударницу Каргину из МТС «Авангард». Она за десять часов работы на тракторе «СТЗ» сберегала до 24 кг горючего. За пять смен, выполняя норму на 170%, сэкономила 80 кг горючего Мария Яловая. А Зейнал Жусупова показала еще больший результат: отработав на тракторе «СТЗ» 75 га, она сберегла 100 кг горючего.

Конечно, эти успехи в значительной степени достигались мастерством трактористок. Они каждую смену, утром и вечером, строго по графику проводили технический уход за машинами, предупреждали поломки. И не только это. Опытные механизаторы, умело маневрируя скоростями, одновременно решали две задачи: обеспечивали высокую производительность при меньших затратах горючего.

Так, например, где состояние хлебов позволяло, передовые трактористки применяли третью скорость. Это повышало производительность на 15–20%, снижался и расход топлива.

Так уж получилось, что, сделав многое для экономии топлива, мы сами на заводе крепко мучились от его нехватки. На какие только ухищрения не приходилось идти! Однажды даже умудрились использовать заброшенный сливной резервуар. В свое время его устроили неподалеку от машинного отделения завода. В резервуар сливали воду из системы охлаждения дизеля. Вместе с водой туда попадала и какая-то часть горючего. С годами в нем накопился значительный его запас. Его-то мы и использовали.

Каждый день преподносил нам предметный урок, запоминавшийся [353] на всю жизнь. Именно тогда с особой силой познал я справедливость выражения «безвыходных положений не бывает».

Если бы пришлось ставить в ряд трудности, которые мы тогда испытывали, на первом месте рядом с горючим оказался бы металл. И прежде всего баббит. Был такой момент, когда из-за отсутствия баббита посевная могла лишиться доброго десятка мощных тракторов. А это тысячи гектаров невспаханных площадей. Где искать баббит? Наш опыт «аварийного резервуара» напоминал, что иногда поиски надо вести чуть ли не у себя под ногами.

Искали повсюду. В одном сарае нашли старые невыплавленные вкладыши подшипников. Там же обнаружили настоящий, можно сказать, клад. Это слиток баббита в несколько десятков килограммов. Правда, он был изрядно перемешан с землей. До сих пор не могу понять, при каких обстоятельствах его довели до такого состояния. Впрочем, радость была так велика, что история находки нас мало занимала. Важнее было найти способ очистки баббита от опасных примесей. Они, понятно, вызывали немалую тревогу.

Над своей находкой мы трудились буквально в поте лица. Расплавили баббит, цедили, вылавливали малейшие комочки. Ведь именно они могли заклинить коленчатый вал двигателя, вывести из строя трактор. И эта нелегкая работа себя оправдала. Ни один трактор, оснащенный этим баббитом, не вышел из строя. По крайней мере, по этой причине.

На нашем заводе не было зуборезного станка. Да и достать его тогда было непросто. Попробовали мы использовать делительную головку для нарезки шестерен на фрезерном станке. И получилось как нельзя лучше. Подлинными новаторами, подхватывавшими и тут же внедрявшими интересное новшество, были братья Манько, механик Сливный, механизатор Горбань, слесари Балбеков, Токсанов. Не считаясь со временем, со своими физическими силами — все они были уже немолоды, — эти люди проявили беспримерное упорство при внедрении всяких новшеств.

Чуть ли не сразу после того, как мы научились готовить сложные шестерни, кончился запас поковок для некоторых из них. А для такой детали, как венец шестерни заднего моста трактора, как мы ни бились, ничего придумать не могли. Диаметр ее превышал 30 см, и отковать ее не из чего было. [354]

Решение подсказала близость вагонного депо. Там, решили мы, наверняка есть старые негодные диски вагонных буферов. Железнодорожники, которые к тому времени научились использовать металлический лом, выручили нас. Поделились некоторым количеством дисков, из которых мы изготовили венцы.

Накануне посевной 1942 г. завод испытывал острый недостаток в крепежных материалах. Не было железа, из которого нарезались болты и гайки. Что ни делали, куда ни обращались, отовсюду следовал ответ: «У самих нет». Где искать? Казалось, все обшарено. Исследованы все заборы, «взяты на учет» складские решетки, запоры и засовы. Все, что можно перековать, было использовано. И все же выход нашелся в виде... громоотвода. Я не оговорился. Это был километровой длины шестигранник, который тянулся от нашего завода к пруду. Громоотвод этот ставили в мирное время и проявили при этом не очень большую заботу об экономии металла. Заменили мы шестигранник менее дефицитной железной проволокой и принялись готовить крепеж. Так старый громоотвод помог вовремя отремонтировать и послать на поля колонну тракторов.

Есть такая деталь № 211. Это поршневой палец трактора «ХТЗ». Я называю номер детали с такой уверенностью не только потому, что и сегодня имею прямое отношение к механизации сельского хозяйства. В войну все наши помыслы, как говорится, были связаны с этой деталью.

Для того чтобы реставрировать вышедший из строя палец, приходилось применять довольно сложную технологию. Мы изготовляли специальный штамп, на котором в горячем виде «раздували» изношенный палец. Стахановец Манько снимал изношенную поверхность его до нужного ремонтного размера, затем после обработки в печи его снова шлифовали до заданного размера.

Забегая вперед, расскажу о недавней встрече с молодыми инженерами — механизаторами сельского хозяйства. Я позволил себе упрекнуть тех из них, которые, слишком уповая на централизованные поставки, не воспользовались имевшимися у них возможностями заменить недостающие детали. Тем самым под удар была поставлена судьба урожая. При этом я рассказал о случае с деталью № 211.

В ответ я услыхал вопрос, в котором даже звучал оттенок упрека: «Не меняется ли структура металла?» [355]

— Самым незначительным образом, — ответил я. — Во всяком случае, деталь контролировалась со всей строгостью.

Кстати, все, о чем я рассказал, не было нашей «самодеятельностью». До конца использовать все возможности, из каждой изношенной детали выжать все, на что она еще способна, — таково было требование военного времени. На этот счет имелись и прямые указания.

Дело это было новым. Нигде и никогда нас не учили этому. Научила война. Не только на нашем ремонтно-механическом заводе, но и во многих мастерских МТС реставрационные работы достигли невиданного размаха. За короткий срок научились реставрировать такую деталь трактора, как ступицы диска сцепления. А ведь непростое это дело. Хватало тут всяких работ: ступицу растачивали, к ней точили втулки, сверлили отверстия, нарезали резьбу, стопорили и приваривали ухо диска муфты сцепления.

Кое-что заимствовали мы и в мастерских МТС. Помнится, в одной из них мне понравился остроумный способ реставрации внутреннего барабана фрикциона.

В мастерских новаторы находили способы борьбы с нехваткой металла. В Ельтайской МТС, где не нашлось своего «громоотвода», использовали для крепежа негодные пальцы тракторных гусениц. Электромолот вытягивал из них прутья, из которых и нарезали болты и гайки. В мастерских, как и у нас, при необходимости один станок заменяли другим. Например, одну деталь трактора обрабатывали не на строгальном станке, а на токарном, оснастив его остроумным приспособлением.

Вслед за заводом во многих мастерских был внедрен прогрессивный бригадно-узловой метод ремонта. Тогда же был введен суточный (о большем мы не смели мечтать) график. Это дисциплинировало коллектив, вносило в дело нужную ритмичность. Насколько это было возможно, старались работать ритмично и мастерские машинно-тракторных станций. Во многих из них научились реставрировать довольно сложные детали: поршни, гильзы блоков, планетарки, крестовины, головки цилиндров, шатуны и многое другое.

Характерно также, что литейки, которые до войны часто бездействовали, теперь работали ежедневно и с полной нагрузкой. Нагрузку получили и самые маленькие колхозные кузницы. Чтобы поставить на службу урожаю все, в том числе и простые машины — сенокосилки и [356] лобогрейки, — во многих колхозных кузницах изготовляли такие части, как пальцы режущих аппаратов. Причем делали их не из стального листа, а из его обрезков.

Все было поставлено на службу обеспечения фронта хлебом: и ремонтный завод, и мастерские, и кузницы в колхозах. Завод стал как бы флагманом этого наступления. Только в исключительных случаях, когда уже действительно все возможности были исчерпаны, мы обращались за помощью в центр. Так, однажды мы вынуждены были просить разрешения отобрать на Куйбышевском подшипниковом заводе из числа бракованных партию нужных подшипников. Получив разрешение, я вместе со своим помощником несколько дней работал на участке бракованных подшипников, отбирая более или менее годные для нас.

Ремонт сельскохозяйственной техники считается делом сезонным. И все же война нарушила эту традицию. Тракторы нужны были и зимой. Тогда, например, стали применять так называемый подзимый сев. Проводимый довольно поздно, «под зиму», он позволял расширить посевы озимых культур, чем, естественно, снижался объем весенних полевых работ. Тракторы, закончившие уборку, должны быть готовы к подзимому севу. Кстати, план его был не маленьким.

Нужны были тракторы и для работ по снегозадержанию на всем озимом клине, в том числе и на подзимых посевах. В общем, тракторам некогда было стоять на приколе.

На «пиковые» периоды колхозы и МТС выделяли нам для работы опытных механизаторов. Ждем мы их как-то из одной МТС, а их все нет. И вдруг получаем телеграмму: «Нашим людям не в чем ехать: нет валеной обуви». Действительно, морозы в ту зиму достигали 40 и более градусов. Даже в мастерских люди работали в валенках. Что делать? Пришлось организовать сбор валенок, подшить их и отправить ремонтникам.

Война требовала от людей особой выносливости. Но и технику, которую люди обслуживали, приходилось ориентировать на рабочую силу военного времени — женщин, подростков, стариков.

Поясню примером. Шел сев. Накануне прошли дожди. Поле не успело просохнуть. Дисковые сеялки в этих условиях работать не могли. Создалась угроза разрыва между пахотой и севом. Положение мог спасти только ручной сев с последующей заделкой семян боронами. [357]

Бригадир-женщина вызвалась вручную посеять поле.

— Не женское это дело, — заметил один старик.

— А где их взять, мужчин! — резко ответила бригадир. И, не долго думая, она перебросила через плечо полуторапудовый мешок семян и уверенно, как заправский сеятель, зашагала по полю. Ее примеру последовала вся бригада.

Они работали от зари до зари. За ними шли бороны. Посевной план был выполнен.

Я задумался тогда о том, в каком мы, инженеры, долгу перед этими труженицами. Будь у нас более совершенная техника, не пришлось бы людям так тяжело работать. Но уже к уборочной того же года многое в этом смысле удалось сделать для облегчения труда колхозниц.

В ту пору в Казахстане широко применялась жатвенная лобогрейка. При всех своих достоинствах имела она и недостаток: от рабочего-скидалыцика она требовала больших физических усилий. Ведь ему приходилось вручную сбрасывать накопившуюся хлебную массу с платформы машины. 14-летним ребятам, женщинам, старикам это было не под силу. Нам, механизаторам, пришлось много поработать. И лобогрейки были оснащены приспособлениями, значительно облегчившими труд скидальщиков. Конструкция этих несложных приспособлений была еще и тем хороша, что не требовала много металла.

Весной 1943 г. колхозники Акмолинской области решили с каждого гектара взять стопудовый урожай. По тем временам немало. Это потребовало замены многих, наиболее выпаханных, земель целиной и залежами. В области, которая впоследствии и была названа Целиноградской, тогда, в нелегких условиях, труженики колхозов предприняли наступление на целину. Надо отдать должное этой дерзновенной попытке: по существу, это была разведка боем.

Дни и ночи, готовя это наступление, стучали молоты в цехах завода. По ночам не затухали огни в литейках и кузницах МТС. В мае, в дни фронтового декадника, во всех бригадах читали письмо тракторной бригады, возглавляемой знатной трактористкой Пашей Ангелиной. (Эта бригада тогда трудилась в Буденновской МТС Западно-Казахстанской области.)

К началу посевной силами нашего завода и МТС были укомплектованы новые передвижные мастерские. Эта своего рода «скорая помощь» появлялась там, где [358] почему-либо произошла поломка. И вот что характерно. Были случаи, когда женщины успевали сами, до прихода «скорой», устранить поломку. А часто к моменту прибытия передвижки механизаторы безошибочно ставили свой «диагноз». И, чтобы выиграть время, разбирали мотор, снимали неисправную деталь.

Именно наши трактористки в ту пору обратились с призывом к механизаторам страны: «Пусть каждый тракторист берет на себя такие обязательства: сэкономим сотни тонн горючего для нужд славных гвардейцев-танкистов, которые поведут в бой могучие танки, построенные на наши средства, — танки колонны «Акмолинский колхозник».

Я счастлив, что в какой-то мере могу считать себя сопричастным к трудовому подвигу тружеников полей в те нелегкие военные годы.

http://militera.lib.ru/memo/russian/sb_ … dy/22.html

ЛИНИЯ ЖИЗНИ

ЧУЖИЕ СРЕДИ СВОИХ

ТРИДЦАТЬ ЛЕТ НА ЗЕМЛЕ,  ПЕРЕСТАВШЕЙ БЫТЬ РОДНОЙ

Проблема положения русских в странах СНГ, к сожалению, не перестает быть одной из самых актуальных на сегодняшний день. Мало у кого не вызывает гнев откровенно пренебрежительное, если не сказать хуже, отношение к русским в Прибалтике, где по улицам с позволения властей маршируют бывшие легионеры СС, а нашим ветеранам запрещено надевать в День Победы боевые награды. И, казалось бы, такой дружественный нам Казахстан оказывается чуть ли не первом месте по количеству мигрантов в Россию, что подтверждает и суровая статистика...
Наша газета в одном из прошлых номеров уже обращалась к проблеме миграции. В продолжение темы — взгляд на это неоднозначное явление изнутри.
История не стоит на месте, и не всегда ее колесо делает ход в благоприятном направлении. В 1991 году рухнул, вопреки мифу о величии и могуществе, огромный Советский Союз. Можно долго рассуждать о том, хорошо это или плохо, но очевидно: поневоле жертвами этого масштабного “падения империи” оказались сотни тысяч наших соотечественников. Люди, десятилетиями жившие на территориях советских республик, и представить себе не могли, что в одночасье станут для своих друзей, коллег, соседей и даже родственников иностранцами, чужими...
До сих пор, спустя вот уже почти пятнадцать лет, из-под обломков СССР продолжают выбираться люди — назад, на родину, в Россию.
О том, почему, несмотря на кажущееся внешнее благополучие в отношениях между Россией и Казахстаном, массовый исход русских оттуда не прекращается, мы беседуем с Юрием ОДРОВЫМ, уроженцем Тамбовской области, тридцать лет прожившим в Казахстане, и на собственной шкуре испытавшим, что значит быть вынужденным переселенцем.

— Юрий Федорович, как же получилось, что с Тамбовщины судьба забросила вас именно в Казахстан?
— Да очень просто! Было это в 1970-м. Я тогда только вернулся из армии, и обнаружил, что место в районной газете, где я работал прежде, увы, занято. Нужно было подыскивать что-то другое, и тут очень кстати подвернулось предложение одного моего дальнего родственника, жившего тогда как раз в Казахстане. Там в одну районку требовался корреспондент. Вот так я и попал в поселок Алексеевка Целиноградской области, а позже, переехал в Целиноград.
— Не страшно было все здесь бросить и отправиться так далеко — можно сказать, на чужбину?
— Да какая там чужбина! Это же был СССР, тогда в любой его республике я мог ощущать себя, что называется, дома. Тем более в Казахстане! После освоения целины, в котором, как известно, принимали участие чуть ли не миллионы людей — и с Украины, и, разумеется, из РСФСР, — многие остались там жить... Русских было полно!
К слову сказать, во время целинной эпопеи в Казахстане произошли очень мощные изменения к лучшему, и не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности, строительстве. Казахи, можно сказать, прямо из юрт переселялись в комфортные квартиры со всеми удобствами... А сколько мы построили школ, больниц, стадионов, клубов, библиотек... Множество приехавших специалистов самого высокого класса оставались в Казахстане: преподавали в вузах, занимали руководящие должности, в том числе и в правительстве... В общем, жизненный уровень там мы тогда здорово подняли. Нисколько не покривлю душой, сказав, что до поры до времени жить в Казахстане было во всех отношениях просто замечательно...
— Если я правильно поняла, под “порой” вы подразумеваете назревшие в конце 80-х и реализованные в начале 90-х известные политические изменения? Неужели они так резко повлияли на взаимоотношения русских и казахов?
— А вы как думали! После развала Союза у всех государств новоиспеченного СНГ появились свои политические амбиции, а у некоторых они сопровождались еще и проявлениями нездорового национализма. Ну, про Прибалтику и говорить нечего — там всегда русских, мягко говоря, не любили... А вот в Казахстане почти сразу же началась мощная националистическая пропаганда, причем чуть ли не на государственном уровне.
Перво-наперво стали охаивать целину: мол, это была обыкновенная колонизация, русские нанесли ущерб не только плодородным целинным землям, но и нарушили традиционный для казахов образ жизни... Это не я выдумал и не людские рыночные толки. Это — из официальной статьи главного редактора столичной казахстанской газеты “Новое поколение” Габдуллина, посвященной 40-летней годовщине освоения целины...
— Но сейчас-то Казахстан, по-моему, весьма тяготеет к европейскому комфортному образу жизни, и уже без каких-либо инициатив со стороны. Мне недавно довелось побывать в Актюбинске (ныне Актобе). Небольшой город, но имеются и казино, и супермаркеты, по-моему, даже “Макдональдс” есть. Неужто все это — в лучших казахских традициях?..
— Точно в таких же, как и предложение одного из депутатов казахского парламента — помню, обалдел, когда услышал! — конституционно ввести в республике два государственных языка — казахский и... английский! Английский не ввели, конечно, но изучать его стали усиленно, и прямо пропорционально этому уменьшилось изучение в школах русского языка и литературы. Казахские студенты стали активно уезжать на учебу в престижные зарубежные вузы...
— С другой стороны, что ж тут плохого? У страны появились новые возможности...
— Реализованные одними людьми в ущерб другим! И так везде: русские кадры старались свести к минимуму, особенно в управленческих госструктурах. В итоге все значимые посты — как на правительственном, так и на местных уровнях — заняли казахи. И скоренько начали переименовывать улицы и города: Целиноград в Акмолу, Актюбинск в Актобе...
— А как реагировали, скажем так, “русские казахи” на все эти изменения?
— Ну как тут можно отреагировать? Сначала, конечно, пытались приспособиться: все же большинство прожили тут долгое время. Ведь срываться с насиженного места не так уж и легко... Но после ряда таких правительственных постановлений, как, например, “Закон о языках”, в соответствии с которым к 2006 году каждый русский должен в обязательном порядке знать казахский язык, многие серьезно всполошились. И стали уезжать...
— Вы покинули Казахстан только в 1997-м. Что конкретно для вас послужило “сигналом к отступлению”?
— Я, если можно так выразиться, попал в третью волну миграции русских из Казахстана. Первая пришлась на начало девяностых. А что послужило сигналом... Да все! Начиная с телевидения — отключили Российское ТВ, 1-ю программу радио, начали брать плату за пользование 3-м каналом, на котором транслировалось ОРТ... Потом, экономические предпочтения “нового строя” — у русскоязычных газет возникли большие финансовых затруднения. Я в то время как раз работал в “Акмолинской правде”, так вот, в 1997 году она получила от государства дотаций в половину меньше, чем казахская областная газета... Как на ваш взгляд, недостаточно причин для отъезда? Конечно, Назарбаев неоднократно заявлял, что те, кто хоть слово скажет против русских — его личные враги. Но это на словах, а на деле... В общем, уже к маю 1997 по официальным данным Казахстан покинуло миллион сто тысяч русских. И все вернулись на Родину...
— А как вас встретила новая Россия?
— За тридцать лет, что я прожил в Казахстане, он стал моим вторым домом, и уезжать было, конечно, больно. Я ведь все там бросил — за бесценок продал квартиру, машину. В Россию приехал с одним небольшим чемоданом.
Но мне-то еще повезло — у меня на Тамбовщине остались родственники. А многие возвращались буквально на пустое место! Конечно, вынужденным переселенцам предоставляется общежитие, и все равно, прежде чем заново наладить собственный быт, приходится много нервов потрепать... Лично я рад, что вернулся на родину. Потому что вижу: русские из Казахстана едут до сих пор, составляя, если верить статистике, наибольший миграционный прирост от всех стран СНГ. А значит, там мы по-прежнему — чужие среди своих...

Анна КРОЛИК

http://www.regadm.tambov.ru/oiv/smi/sit … 8.6.05.htm

Кенжеболат БАПИШЕВ: Они меня называют "папой"

Аккуратно, с особой любовью обставленная комната бабы Веры навела на мысль о жизненных ценностях - того, ради чего человек живет. Даже много лет используемая ложка имеет огромное значение для человека в старости. С особым трепетом бабушка относится к семейной фотографии многолетней давности, на которой запечатлены счастливые молодые супруги с детьми.

Пять лет назад она переехала жить в Дом-интернат для ветеранов и инвалидов города Астаны. Дети уехали за границу, родителям, конечно, там места не было. И вот, после похорон супруга, она переехала жить сюда.
Сегодня ее соседями являются 250 человек, судьбы которых чем-то схожи.
О жизни людей, оставленных близкими и родными, мы решили узнать, побеседовав с директором Дома-интерната для ветеранов и инвалидов Кенжеболатом Бапишевым.
- Кенжеболат Сапарович, как удается содержать такое количество людей и какие трудности возникают в работе?
- В нашем Доме-интернате проживают представители 14 национальностей. Годовой бюджет заведения составляет порядка 85-90 миллионов тенге. Работают 110 человек, и мы справляемся. Здесь проживают 13 ветеранов войны, 49 работников тыла, всех их в этом году награждали медалями. Такого рода заведения, конечно же, боль нашего общества. Одних из них бросили дети, другие же пережили своих детей, у третьих дети уехали за границу, всех их государство старается обеспечить, собрав в такие дома-интернаты. Четырехразовое питание, сезонная одежда - все это лежит на плечах государства. Часто они просто как маленькие дети: обижаются по пустякам, ругаются между собой, делят посуду, мебель и так далее. В неделю четыре раза для них работает сауна и баня.
- Как желающие могут поступить к вам?
- С каждым годом число желающих поселиться у нас растет, к примеру, на данный момент в очереди стоят около 50 человек. Часто, услышав по телевидению или прочитав в газете, к нам обращаются из Костаная, Петропавловска. Но, к сожалению, мы не можем всех разместить у себя, и приходится объяснять, что в каждой области есть свои дома-интернаты. Акиму города Астаны Шукееву Президентом было дано поручение о сдаче в 2006 году в эксплуатацию помещения Дома-интерната для инвалидов и ветеранов на 416 человек.
- Вы говорите, что у вас проживают представители 14 национальностей. Как вы провожаете в последний путь своих постояльцев?
- Мусульман провожаем по-мусульмански, христиан отпеваем, то есть мы всех провожаем в зависимости от их вероисповедания. Часто наши посетители удивляются тому, как мы хороним умерших. Хорошо, что у нас есть такая возможность, на эти цели государством выделяются немалые средства. В среднем в год умирают 45 человек. По сравнению с 2004 годом число умирающих уменьшилось на 30 процентов.
- Каков средний возраст проживающих?
- От 27 до 97 лет. Молодые - это инвалиды, которые приезжают к нам после того, как им исполнится 18 лет.
- Поступающие к вам люди должны собрать определенный пакет документов?
- Они встают в очередь в департаменте социальной защиты, там рассматриваются их документы, проверяются данные. И в дальнейшем их направляют к нам.
- У многих из этих людей есть квартиры. Кому передается жилье после поселения у вас?
- Мы стараемся тех, у кого есть жилье, сюда не принимать, так как есть социальное обслуживание на дому. И если кто-либо подал заявление в департамент, то там есть социальные работники, которые в дневное время, с 9 до 18, могут постирать, принести продукты и так далее. К нам относится та категория людей, которые остались без жилья, родственников.
- Бывают такие моменты, когда дети сами приводят престарелых родителей?
- К нам они их не приводят, но в департамент обращаются, бывает, когда скрывают, что есть дети, а потом, после того, как устроятся, через два-три месяца обнаруживается, что оказывается, не один даже
ребенок есть. От счастливой жизни сюда люди не пойдут, и поэтому мы их все равно
оставляем.
- Как Вы можете объяснить такого рода отношение детей к родителям?
- Это рана нашего общества, которое потеряло всякие ценности: уважение к родителям, к старшим. Многие ссылаются на то, что сноха не хочет жить вместе со старой свекровью, из-за которой возникают ссоры. "Я не хочу разбивать их семью, - говорят они, - и поэтому вынуждена уйти сюда".
- А Вам не кажется, что старшее поколение в какой-то мере тоже виновато в этом?
- Конечно, воспитание детей начинается с самого рождения, где-то родители эти моменты упустили. Есть среди наших жителей те, которые злоупотребляли спиртными напитками и потеряли семью. 250 человек - это 250 судеб, и каждый из них поселился здесь по разным причинам: разбитая семья, потерянные или умершие дети. В городе есть центр социальной адаптации, в народе его называют бомжатник, многие приехали оттуда. У этих людей нет ни документов, ни жилья, их просто подобрали.
- У Вас проживают семейные пары?
- Конечно, даже бывает так, что здесь соединяют свои судьбы. Когда наблюдаешь за ними, видишь, как они дружат. Потом я их приглашаю к себе, спрашиваю о дальнейших планах, намерениях. Некоторые стесняются об этом говорить: я женюсь или замуж выхожу. Я говорю им, если вы хотите соединить вашу судьбу, я даю вам на раздумья месяц, через месяц придете, мы официально подадим заявление в ЗАГС. Они меня называют папой. За последние три года в стенах нашего Дома было создано 6 семей.
- Инвалидов привозят сюда родители?
- Нет, бывает, что привозят дальние родственники. У нас есть интернат для умственно отсталых, сейчас оттуда мы не берем людей, для них в этом году открывается в городе Акколь Дом-интернат для психохроников. Мы живем в мегаполисе, бывают случаи, когда после ДТП человек попадает к нам.
- Ваши жители получают пенсию?
- Конечно, все 100 процентов они получают на руки. Тратят их на свои нужды.
- На что в основном они тратят деньги, ведь они полностью находятся на гособеспечении?
- Некоторые откладывают, складывают на депозит, отдают внукам, детям. Бывает так, что в день пенсии во дворе выстраивается ряд иномарок, и молодые люди ждут своих пенсионеров. Был один случай, который мне запомнился очень: поднимаюсь на лифте, со мной едет парень лет двадцати, спрашиваю: "Ты куда едешь?" "К бабушке". "Зачем?" Она, говорит, позвонила, сказала пенсию забрать. Я ему посоветовал бабушку на месяц забрать домой. Он отвечает: "А зачем мне это надо?" Конечно, в корне всего этого лежит воспитание.
- Ваши постояльцы выезжают на отдых за пределы Дома-интерната?
- На 9 мая три наших ветерана отдыхали в сосновом бору города Костаная. Сейчас троих инвалидов отправляем в Павлодар, в санаторий Моялды на 14 дней. Каждый год те, кто себя нормально чувствует и в состоянии выехать за пределы Дома-интерната, поправляют свое здоровье в санаториях.
- Как была организована мечеть?
- Когда я пришел сюда работать, обратился к имаму: "У нас есть около 30 человек мусульман, которые ни в бога, ни в черта не верят. Давайте призовем их к богобоязненности, может, будут меньше пить". Закрепили за нами молодого имама, и он второй год работает у нас. С церковью у нас тоже налажена работа, есть молельная комната, проводятся занятия, беседы. Совсем недавно из церкви привезли кассету, разоблачающую пьянство - "Вот до чего доводит пьянство". Многие наши смотрели, и, надеюсь, задумаются над этим. Бывает, что пьют от безысходности, горя, душевного расстройства. Для них сейчас самая главная проблема - это дефицит общения со стороны, хотя мы и проводим в неделю по нескольку мероприятий, но они друг другу надоедают. Когда со стороны кто-нибудь приезжает, им хочется поделиться своими радостями, переживаниями. У нас много голубей, приютили котят. Смотришь и становится больно от картины, возникающей перед глазами. Вместо того, чтобы гладить по голове своих внуков, бродить с ними по скверам, они кормят голубей или поглаживают котят.
- Какой самый любимый праздник в вашем доме?
- День престарелых. А Курбан айт нравится особенно, потому что в этот день, несмотря на то, что продуктов питания достаточно, хочется им покушать бешбармак из баранины, баурсаки. Они все, как дети, ждут подарков и чуда.

Лариса БАЙТОКОВА

http://www.sim.kz/issues/080705/social6.shtml

Кажется, дед что-то говорил. Да он о многих говорил и все смешалось. Я же в 1997 году уехал из Акколя.

Архив - 15.01.2004

И ветер гонит тьму тысячелетий

В прошлом году в России и Казахстане отметили 100-летие со дня рождения известного поэта Николая Заболоцкого. С его жизнью и творчеством многие читатели знакомы еще со школьных лет. Но мало кто знает, что в свое время Николай Заболоцкий был осужден как враг народа, надолго оторван от дома, от семьи. Незаслуженное заключение в исправительно-трудовых лагерях он отбывал на Дальнем Востоке, в Алтайском крае, а затем в Караганде.

К сожалению, никто еще внятно не написал о пребывании Николая Заболоцкого в нашем городе. Одни журналисты пишут, что он здесь отбывал срок в лагерях Карлага, другие — что был на поселении в Михайловке.
Где же на самом деле жил тут Николай Алексеевич, сколько времени пробыл, с кем дружил? Может быть, еще не поздно прочитать карагандинскую страницу его жизни?

По моей просьбе в информационном центре при прокуратуре области разыскали новые документы о лагерной и ссыльной жизни поэта. В личной карточке скудные данные.

Родился в Казани в 1903 году. Социальное происхождение — служащий, национальность — русский, образование — высшее, специальность — «писатель, педагог», местожительство — Ленинград.
Далее указывается, что Николай Алексеевич Заболоцкий был осужден особым совещанием при НКВД 2 сентября 1938 года сроком на пять лет за антисоветскую деятельность. Начало срока — 19 марта 1938 года, конец — 19 марта 1943-го. Отбывал срок в Амурлаге НКВД. Постановлением второго отдела Амурлага от 15 марта 1943 года срок продлен до конца войны. 16 мая 1943 года Николая Алексеевича переводят из Амурлага в Алтайлаг НКВД. Из личного дела № 53.100, заведенного на политзаключенного, явствует, что 19 марта 1944 года Н. Заболоцкий был освобожден, но оставлен на работе в лагере на вольном поселении. В марте 1945 года Николаю Алексеевичу «органы» дали «послабление», отправив вольнонаемным в Караганду.

Вот и все, что явствует из этого документа. Но нельзя ли отыскать очевидцев пребывания поэта в Караганде? Мне повезло: в городском акимате подсказали, что близ Дворца культуры горняков живет пенсионерка
Александра Константиновна Белавина. В Караганде она с 1945 года. Начала свою деятельность в управлении «Сараньстрой», где и увидела впервые Заболоцкого. Встретила меня Александра Константиновна в большой комнате. Всюду книги. На столе — сборник стихов Николая Заболоцкого. Перехватив мой взгляд, хозяйка поясняет:

— Его поэзией я действительно давно увлекаюсь. О Заболоцком нередко вспоминают в связи с его переводом на
современный русский язык «Слова о полку Игореве». Перевод блестящий. Но не менее великолепны и его лирические стихи, поэмы. Да вот возьмите хотя бы стихотворение о нашем городе:

И за составом движется состав,
И льется уголь из подземной клети,
И ветер гонит тьму тысячелетий,
Над Казахстаном крылья
распластав...

Александра Константиновна продолжает:
— Всякий раз, когда я перечитываю эти стихи, передо мной встает Караганда 1945 года, тлеющие терриконы, копры шахт... Оказывается, Николай Алексеевич прожил в Караганде всего около года. 26 января 1945 года было принято постановление Государственного комитета обороны об освоении Сараньского участка Карагандинского угольного бассейна, возведении шахт и города Сарани. И уже в феврале-марте на станцию Большая Михайловка начали прибывать первые эшелоны с зеками Алтайлага. В одном из них приехал в
Караганду Заболоцкий. Сюда прибыла и его жена Екатерина Васильевна с двумя детьми — Никитой и Наташей. Жили они совсем недолго в доме номер десять по переулку Первомайскому в поселке Большая Михайловка,
затем им выделили небольшую комнату в квартире № 30 по улице Ленина, 9, в центре Караганды. Николай Алексеевич был назначенвначале старшим техником-чертежником проектного отдела «Сараньстроя». С 20 июня
1945 года он был переведен исполняющим обязанности инженера отделения гражданских сооружений. Сюда же пришла и архитектор Белавина.

— Работали мы с Николаем Алексеевичем в одной комнате, — рассказывает она.
— Возглавлял отделение гражданских сооружений К. А. Баранов, который очень ценил Заболоцкого и как
работника, и как поэта.

— Каким был в то время Николай Алексеевич?

— Я запомнила его за рабочим столом. Он был всегда погружен в свое, говорил мало. Мы знали, что Николай
Алексеевич — поэт, но просить его прочитать свои стихи стеснялись... Да и строители вечно торопили нас — требовали быстрее выдавать проекты на временные сооружения для шахтерского поселка Сарань. Наше
управление прокладывало и железнодорожную ветку от станции Большая Михайловка в Пришахтинск. В проектировании ее принимал участие и Заболоцкий. Он ничем, казалось, особо не выделялся среди нас. Ходил на работу в обычной, простой курточке и хлопчатобумажных брюках. Но всегда при галстуке, в свежей рубашке. Как-то я похвалила его за внешний вид. Он смущенно заметил: «За это надо благодарить Катюшу». К жене своей Екатерине Васильевне он относился с очевидной любовью. Она в свою очередь ухаживала за ним. Он был тогда уже болен. Моя подруга Евгения Федоровна Зиновьева (она и сейчас здравствует, живет в Караганде) в то время
занимала квартиру, расположенную на одной площадке с квартирой Заболоцкого. Она дружила с Екатериной Васильевной, помогала ей чем могла. Ведь жили Заболоцкие до того скудно, что больного поэта иногда видели в
ресторанах, где сердобольные официантки подавали ему хлеб, остатки от застолий.
Екатерина Васильевна рассказывала Белавиной, что Николай Алексеевич подорвал свое здоровье в лагерях. На Дальнем Востоке он трудился в карьерах, на лесосплаве, на строительстве БАМа в Комсомольске-на-Амуре —
разнорабочим. В мае 1943 года его забросили в Кулундинские степи в Алтайлаг. Здесь на тяжелой работе в карьерах по добыче соды он окончательно надорвал сердце...

Некоторые журналисты допускают ошибку, утверждая, что в Большой Михайловке Заболоцкий завершил работу над стихотворным переложением «Слова о полку Игореве». Однако первый полный вариант его был завершен не в Караганде, а на станции Аккуль Акмолинской области. Как попал туда Николай Алексеевич? Александра Константиновна рассказала, как в один из вечеров Заболоцкий неожиданно для всех попросил товарищей остаться после работы. «Если хотите, — смущенно сказал он, — я почитаю вам отрывки из своего стихотворного
изложения «Слова о полку Игореве».

— Николай Алексеевич читал великолепно. Мы слушали его «Слово...», затаив дыхание, несмотря на своеобразие
текста, — вспоминает Александра Константиновна. — Когда Заболоцкий ушел, поблагодарив за внимание, наш начальник Баранов восхищенно сказал: «Вот это поэт!». И добавил: «Он должен быть в Москве вместе со своими коллегами-писателями». Именно тогда Баранов предложил направить Николая Алексеевича в Аккуль, в дом отдыха. Там, в тиши, он быстрее завершит свою работу над «Словом...». А еще он предложил написать письмо от имени коллектива управления «Сараньстрой» тогдашнему председателю управления Союза писателей СССР Николаю Тихонову. Все сослуживцы Заболоцкого горячо поддержали его. В октябре 1945 года коллектив управления «Сараньстрой» направил официальное письмо в Москву Тихонову с просьбой оказать поэту Заболоцкому всемерную поддержку и помощь. Этот документ сыграл важную роль в жизни поэта. Под самый Новый год, 31 декабря 1945 года, в управление сараньского строительства поступила телеграмма Тихонова о вызове Николая Алексеевича в Москву. 7 января 1946 года перед отъездом Заболоцкий попрощался с сослуживцами.

...Вскоре из Караганды выехала и семья Заболоцкого: жена, дочь и сын. Произошло это в июне 1946 года, после
окончания учебного года в школах. Осенью 1946 года в журнале «Октябрь» (№ 10, 11) впервые был напечатан в переводе Заболоцкого на современный русский язык полный текст «Слова о полку Игореве». Но полностью Николай Алексеевич был реабилитирован только в 1963 году, после настоятельных хлопот жены Екатерины
Васильевны.

Недавно я побывал в доме № 9 по улице Ленина, в квартире, где жил Заболоцкий с семьей. После их отъезда здесь долго обреталась Александра Константиновна Белавина. Сейчас здесь живет семья научных работников Исабековых. С любезного разрешения хозяев я вошел в комнату, где жил поэт со своей семьей.

— К нам сюда приходит много людей, — сказал Камал Бейсенович, — все интересуются комнатой, где жил Заболоцкий, вещами, которые остались после него. А осталась только одна настенная лампа-бра. Мы ее храним как реликвию. Кто знает, может, здесь со временем будет организован музей Николая Заболоцкого. Ведь в нашем городе помнят о нем. Но нет ни музея, ни даже улицы, носящей его имя. Вряд ли это справедливо...

Валерий МОГИЛЬНИЦКИЙ

г. Караганда.

http://www.kazpravda.kz/index.php?uin=1 … ;year=2004

вот это статейку ты нам подкинул Олжа, молодец.

Сколько перекаверкали человеческих жизней и судеб!! Не,дай бог.чтобы это когда-нибудь случилось.Сколько в наших людях терпения (я имею в виду всё постсоветское пространство) ,а они остаются ЛЮДЬМИ. Всем здоровья